Поводырь. Часть вторая. - Страница 50

Конечно, нужно немедленно строить новый пересыльный замок! Немедленно!

Интересно, а мужички с Томского завода, умеют работать топором?

#6 Пламя

Вниз — вверх, вниз — вверх, с горы — под гору. Очередная речка, микроскопическая, только-только и сумевшая, что намочить каменные окатыши. Телеги или летят вниз, дребезжа так, что будто сделаны из железа, а не из дерева. Или едва-едва ползут вверх, принуждая всех вокруг, и возчиков, и конвойных, подталкивать, чуть ли не на руках затаскивать грузы.

Все, кроме меня, конечно. Мне невместно. Нет, если бы я был уверен, что мое участие в этих транспортных манипуляциях хоть на минуту сократят время в пути — плюнул бы и наравне с матерящимися служивыми, впрягся бы. Иначе, не стоило и мараться.

Я и так уже натворил много чего Томским губернаторам не присущего. Например, всерьез озаботился судьбой брошенного на произвол судьбы поселка мастеровых Томского железоделательного завода. О том, как я продовольствие для нуждающихся в Тогульском собирал — непременно уже жалобы Дюгамелю отписаны. И ведь неминуемо к нему попадут, не затеряются в пути. В Барнауле есть, кому за этим присмотреть…

Только — вопрос: чья "благая" весть до Александра Осиповича первой доберется. Я ведь тоже писать умею, и после Чуйского похода — на особом счету у генерал-губернатора. И послание мое, так было ядом наполнено, что удивительно, как курьер, мной в Верный отправленный, в страшных судорогах не помер…

Я там подробненько все расписал. И об отношении горных чиновников к населению, и о вдруг опустевших продовольственных магазинах. Имена не стал называть — не суть важно. Я хотел не показательного суда над извергами — его без Высочайшего дозволения все равно не добиться. Мне нужно было лишь невмешательство региональной власти в планируемое переселение не маленького села в окрестности Томска.

С помощью остатков экспедиционной казны, расписок, шантажа, угроз и чьей-то матери, удалось собрать полторы тысячи пудов пшеницы и семьсот ржи. На этом деньги кончились бы. И Бог бы с ними, но туземцы ни в какую не соглашались везти припасы в Томское за векселя. Наличные им подавай. Пришлось воспользоваться служебным положением. На подводы добавилось еще пятьсот пудов муки, а в общий караван — десяток бычков, две коровы и штук пятьдесят овец. Вексель в итоге "распух" на тысячу рублей, но мне было все равно. Хоть на две. В любом случае — это смехотворная цена за человеческие жизни.

Томь-Чумыш прихотливой петлей охватывала выстроенные на бугре здания завода. Дорога изгибалась, бежала полверсты вдоль реки, и только потом, по дамбе, ниже которой замерло здоровенное водобойное колесо, взбиралась вверх, к мануфактуре. А там еще сотня саженей, избушка охраны, и околица поселка. Караван пополз в сторону торчащей над добротными домиками церкви Святого Духа, а я, в сопровождении полудюжины казаков свернул к приземистым цехам.

Назначение вросших в землю строений легко угадывалось. Самое большое, с несколькими высоченными кирпичными трубами — это наверняка плавильня. Пристроенный сарай с тянущимися к нему от водяного привода кожаными ремнями — кузня. Ворота туда были прикрыты и подперты бревнышком, но разве это препятствие для взломавшего продовольственные магазины губернатора?

Мрак и ужас, едрешкин корень! Убогая деревянная конструкция, передающая усилие с водяного колеса на четыре, сейчас лишенные ударных частей, молота. О том, что здесь чем-то очень тяжелым лупили по разогретому металлу, можно было догадаться только по наличествующим наковальням. Ну и по запаху, конечно. В заводских цехах всегда имеется особый, ни на что не похожий аромат горячего железа и пламени.

Холодная домна — а чем еще могла быть здоровенная, прямо-таки — сказочных размеров печка — вызывала уныние. Я и близко подходить не стал. Понятия не имел — на что там нужно было смотреть, чтоб оценить уровень оснащенности практически средневекового заводика. А вот испачкаться в саже, которой там было покрыто абсолютно все — можно было легко.

Сбоку, какая-то чудная конструкция. Несколько железных или чугунных плит, поставленных на попа, как костяшки домино. И с дырками, будто кто-то стрелял в "костяшки" из крупнокалиберного пулемета. Так и не отгадав предназначение этих штуковин, вышел.

От отдельного строения, тоже оснащенного приводами, шел стойкий запах опилок, пыли и смолы. Лесопилка. И, похоже, остановленная вместе с заводом. Как и пристроенная сбоку мельница. Эти-то зачем закрыли? Я еще могу понять почему потушили домну. Иссякло месторождение железа, или возить руду стало далеко и дорого. Но что, люди перестали молоть зерно и пользоваться досками? А рабочим какой-никакой, а приработок…

Диверсия, или преступная халатность?

На тракте, где я оставил лошадь, казаки веселились. Гоняли нагайками по лугу троих мужиков в коричневых мундирах Горной Стражи. Ну, чисто дети. На минуту без присмотра нельзя оставить…

— Что случилось? — спросил оставленного у лошадей коновода.

— Борзые, Ваше превосходительство, — пожал плечами казак. — Уставу не ведают. Учить надобно.

— Не поубивайте только, — застрожился я. Нагайка — неприятная штуковина, легко способная привести к летальному исходу.

Можно было конечно остановиться на постой в Томском, но я не захотел. Решил, что нужно соблюсти некоторую дистанцию. Помощь помощью, а сядут на шею и ноги свесят. У русских — это легко и непринужденно получается…

Блин, похоже, это не моя мысль, а Германа. Раньше-то я легко отличал его шепот от своих размышлений, а эту только по совершенной ее несуразности, выловил. Как же он, мой мозговой партизан, сумел-то? Ей! Чего молчишь?