Поводырь. Часть вторая. - Страница 10

— Яков не знаю. Теленгиты зверей этих сарлагами кличут. Я и с Корниловым говорил уже. Землица-то по Чуе бедная, лето короткое. Зерно может и не родить. А коли казачки овец да коров этих лохматых разведут, так я у них на сукно шерсть куплю. Взамен, как их благородие, инженер Суходольский дорогу достроит — зерно телегами возить стану…

— А от чего же ваша, Василий Алексеевич, мануфактура работать станет? — заинтересовался Принтц. — Ручей какой-нибудь плотиной перекрывать станете?

— Так, я, господин капитан, и паровую механику с Урала выписал. И с городничим нашим договорился. Бийск-то нынче к земству причислен, да к губернии. И законы горные на нас боле не действуют. Еще слышал — по Томи где-то горючий камень рыть начали. Мне бы съездить — глянуть. Дров-то на машину, поди, не напасешься. Ну, да зима длинная — успею.

— Молодец, — искренне похвалил я предприимчивого торговца. — Разбогатеешь, и железо сам плавить начнешь. Я места покажу, где руда есть.

— А и начну, — обрадовался похвале Гилев. — Калмыки китайские хорошо железную утварь берут.

— Да, — протянул капитан. — Полсотни гвоздей сейчас бы к месту пришлись. Построить паром — не сложно. Только в следующий сезон чинить придется.

— Починят, — хмыкнул я. — А потом сюда майор дойдет. Он и постоянную переправу организует.

Не знаю, что именно изобретет Суходольский — на обратном пути я встретил его строительную орду только-только выходящей из Мыюты — но у Принтца паром получился отличный. Две дядькины лодки, которые он сразу отдал, уяснив для себя, что за перевоз все равно будет заплачено, несколько бочек и пара чудных плотика связали между собой. Поверх наложили расколотые вдоль бревна. На корме и носу "корабля" установили треноги с собранными по типу кандалов зацепами для перекинутого через реку троса. А справа, ежели смотреть с этого берега, присоединили прямо-таки огромное весло-руль.

— Это же какого богатыря нужно при перевозе держать, чтоб этаким веслищем грести, — замысловато расписался в собственном бессилии Безсонов. Даже он, с его-то мощью, браться за жердину не рискнул.

— А и не нужен нам гребец, Астафий Степанович, — разулыбался довольный Принтц. — Пожалуйте, господа, на борт. На испытания. Если уж мы, начальники сего похода, без страха на тот берег переедем, так и другие легко потянуться.

Сам паром опасения вовсе не внушал. Почти квадратная, со стороной метров в десять-двенадцать, платформа, огороженная перилами, для привязывания лошадей. Центр занят тросом, но места вполне достаточно, чтоб разместить человек сорок сразу. А вот река, бирюзовая, холодная, дикая, шипящая в прибрежных камнях стихия, была настоящим испытанием для нашей отваги. Казалось, что тонкий, в руку взрослого человека, трос — не более чем ниточка в руках своенравной Алтайской Богини. И полностью в ее воле оборвать эту связь легким движением особенно буйной струи.

В первое плавание отправились мы с Андреем Густавовичем, Миша Корнилов с тремя казаками, и, как не странно, Фадейка Хабаров — неофициальный хозяин этих мест.

Сходни затянули на плот, шестами оттолкнулись от берега и, сильно выгибая натянутый между берегами трос, вдруг оказались уже в саженях пяти от земной тверди.

— Убрать руки! — рявкнул, напугав казаков, Принтц. — Не трогайте канат, коли руки целыми хотите оставить!

Пока разглядывали обычно спокойного, рассудительного и вежливого штабс-капитана, плот, сам по себе, отъехал уже на середину реки. И продолжал медленное, но безостановочное движение. У повернутого под углом кормила вскипал рычащий от ярости бурун воды. Но эта буйство стихии служило только на пользу, подталкивая "корабль" к правому берегу Катуни.

Еще пятью минутами спустя, долбленки заостренными носами выползли на прибрежную гальку. Трап был сброшен, и мы спрыгнули на правый берег Катуни. Штабс-капитан сразу отправился к толстенной лиственнице, осматривать состояние каната, а Хабаров с Корниловым, переложив "руль" в другое положение, поплыли обратно.

Через час, и на этом, прежде пустынном, берегу появился лагерь. Сначала переправилась полусотня авангарда с лошадьми. Потом часть пехоты с пушками и десятком шустрых мужчин, взятых в караван для хозяйственных нужд. Так что обед готовили сразу на обоих берегах Катуни.

К вечеру, с одним из последних рейсов, прибыл сияющий, как новенький пятиалтынный Гилев. "Принцевская переправа" работала без остановок и за половину дня перевезла столько, насколько обычно у чуйских первопроходцев уходило не меньше трех дней. "Кандалы" на пароме притерлись, и плот перестал дрожать, как загнанная лошадь. Предприимчивый Хабаров, для сохранения дорогого троса, приказал обильно смазывать его дегтем. Амбрэ над рекой поплыло то еще, но инородца это нисколько не смущало.

Весь следующий день паром сновал туда-сюда, но ужинала экспедиция уже в одном лагере.

Очень не хотелось уходить от прибрежной прохлады. Стоило отъехать на полверсты и озверевшее солнце ступало в свои права. Удушающая жара, вкупе с высокой влажностью, вытягивала силы быстрее, чем даже самая долгая ходьба по горным тропкам. Герману, лишенному доступа к органам чувств, было все интересно. Он поминутно дергал меня, требовал посмотреть направо или налево. Я же обливался потом, и не смел ему отказать. По большому счету, это я — оккупант. Я захватил его тело, лишил его даже самых простых прелестей жизни.

От "Принцевской переправы" караван отправился вверх по маленькой речке — скорее даже ручью — Сальджарке. Там, где последние ее ручейки спрятались под неряшливыми валунами, перешли к следующей — Елагушке, следуя за которой, попали в заросшую еловым и лиственничным лесом долину реки Айгулак.